Мы снимем старые портреты,
Мы снимем старые плакаты,
Оплачем канувшие в Лету
Невосполнимые утраты.

К той песне, что поют веками,
Допишем новые куплеты,
С проникновенными словами
Повесим новые портреты.

Живем без праздников и выходных,
Без отдыха, без продыха и вздоха.
Казним одних, преследуем других.
Такая, к сожалению, эпоха.

Горят костры, горят еретики,
Сгорают в пламени их дерзкие сердца.
Наш долг: служить сомненьям вопреки
И выжигать всю ересь до конца.

Мы можем все: мы ловки и быстры.
Нам нет преград. И пусть пройдут года:
По всей земле в ночи горят костры —
Огни великого, бессмертного труда.

По талонам, по купонам,
По рецептам от врача:
Нам дозировали Вечность
И пихают сгоряча.
И уходят в бесконечность
Стоны, крики и мольба:
Не хотим мы вашу Вечность,
Дайте Жизни, господа!

И лай собак, и дикий бег,
И этот чистый белый снег,
И стон кота, и крик мышей,
Достигший праведных ушей,
И цепь свободного труда
Я не забуду никогда!

Оставь меня, пожалуйста, в покое,
Я только об одном тебя прошу:
Не причиняй ненужной, лишней боли —
Я лишнего уже не выношу.

Я ежедневно выносить должна
То, от чего никак не отвертеться.
О, бедное, вместительное сердце!
О, нищая, голодная страна!

Я не хочу в Париж — хочу остаться дома.
Я не хочу в Париж — хотя и не зовут.
Пускай там хорошо. Но вряд ли за кордоном
Измученной душе смогу найти приют.

Чужая жизнь вокруг, и все так незнакомо.
Чужое счастье мне, увы! не по плечу.
О, милль пардон, месье, но я останусь дома.
Я не хочу в Париж. И в Лондон — не хочу.